[KinKi Kids] Танцуй для меня, Саломея

[je-sempai-fics]

Название: Танцуй для меня, Саломея
Автор: ladyxenax
Пейринги/Персонажи: Домото Коичи, Домото Цуёши, Имаи Цубаса, Такизава Хидеаки, Нишикидо Рё
Категория: слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: AU, sci-fi
Примечания: во всем винить Jenn, которая сравнила Тсубасу с Саломеей. Здесь и далее цитаты из пьесы Оскара Уайльда «Саломея» в переводе К. Бальмонта. За непонятности ответственности не несу, так надо.

* * *

Он будет восседать на престоле своем. В пурпур и багрянец будет одет он. В руке своей он будет держать золотой сосуд, наполненный поруганиями его, и ангел Господа Бога поразит его.

Полутёмный зал, едва-едва освещаемый уцелевшими лампами, потряс взрыв. С потолка обрушились вниз несколько красно-белых плит, из-за чего в воздух поднялась туча пыли. Чёрные металлические двери вспучились, как будто по ним ударили гигантским шаром для боулинга, и распахнулись, с грохотом сорвавшись с креплений. Открывшийся проём заволокло едким серым дымом.

Ворвались солдаты в камуфляжной форме с автоматами наперевес, большинство — совсем молодые парни, почти мальчики, но уже многое повидавшие в сражениях. Это было видно по оплавленным дырам в защитной броне, пятнам крови на серых бинтах, грязным усталым лицам и страху, который как будто сочился практически отовсюду.

Солдаты рассредоточились по залу, проверяя, остался ли кто-нибудь в живых. Кто-то бесстрастно, а кто-то с гримасой отвращения.

Все помещение занимал огромный стол прямоугольной формы, тёмно-коричневый, за которым сидело тридцать человек в строгих деловых костюмах. Перед каждым из них стояла вертикальная матовая серая пластина, из которой вырастали прозрачные провода, соединенные с зеркальными масками, закрывающими глаза людей. Воняло горелой плотью.

— Все члены совета мертвы, Лидер, — отдав честь, доложил невысокий брюнет с выдающимся во всех отношениях носом. — Сейчас Каменаши и Накамару выясняют, остался ли выход в сеть, а потом приступят к восстановлению архивов.

— Что с головным комплексом? — лицо командира было тонким и слишком красивым. Будто женщину обрядили в рваную мужскую военную форму и сунули в руки боевой меч. Такая естественная маскировка всегда приводила к тому, что противники постоянно его недооценивали.

— Основной компьютер не отвечает, — парень вдруг поморщился и схватился за правый бок.

— Тома, ты в порядке?

— Да, всё нормально, — выпрямившись, он натянуто улыбнулся и ещё раз отдал честь.

— Конец уже скоро. Обещаю. Пока проследи, чтобы от трупов избавились как можно быстрее.

Коичи проклял эту операцию с самого начала, как только его вызвали на ковёр к Директору и сообщили, что назначают ответственным за силовое вторжение и захват второго по величине медиа-конгломерата в стране.

Директор обещала, что подарит ему высокую должность в компании. Безжизненным голосом вещала о том, что Коичи больше не придется убивать по приказу, что его люди смогут стать прежними — нормальными — и жить как все.

Коичи её тихо ненавидел. Ненавидел чёрное платье, в котором она всегда представала перед посетителями; мертвое лицо — спасибо пластической хирургии — совершенно лишенное признаков старения; чёрные глаза, похожие на капли нефти.

Он согласился только потому, что думал — Директора можно переиграть. Обмануть. Получить свободу, пусть мнимую. Подумаешь, придется сидеть в большом кожаном кресле за очень большим столом в очень-очень большом кабинете и подписывать кучу бумаг.

И никаких «искусственных глаз». Коичи передернуло только от одной мысли, когда он представил, что придется надеть эту маску. Стать придатком сети? Нет-нет, только не для него. Потому что противно.

Главное, ради чего Коичи все-таки принял это предложение, — безопасность и стабильное будущее его людей. Парни заслуживали лучшего, чем просто быть пушечным мясом.

— Лидер? Вы меня слушаете? — в ухе раздался мягкий настойчивый голос.

Коичи вздрогнул. Реальность оглушительно вернулась — запахами, жужжанием разговоров, грохотом переворачиваемой мебели и вездесущей пылью. Он почувствовал, что задыхается. Броня натирала грудь, остатки рубашки пропитались чужой кровью. На руке болела наспех перевязанная рана: не успел увернуться от пули. Коичи хромал на правую ногу. Давно забытая травма давала о себе знать.

— Внимательно, Нишикидо, — Коичи махнул рукой Томе, чтобы тот продолжал следить за происходящим, а сам вышел в коридор.

Они называли Коичи лидером. Ему было только двадцать девять, а он уже считал себя старой развалиной. Пять лет невидимой войны сделали из кумира машину для убийств.

Он больше не мог танцевать.

На пути от дверей зала к лифту лежали трупы охранников. Коичи аккуратно переступил через лужу крови. Обернулся и узнал парня, едва ли старше его самого, до последнего момента сжимавшего в руках автомат, пока Коичи не отрубил их мечом. Сначала правую, потом левую. Еще один в нескончаемой череде трупов. Коичи думал, что встречался с ним раньше. На переговорах, на улице, в другой жизни.

— Джонни-сан мертв, — Нишикидо говорил спокойно и неэмоционально. — Мы обезвредили все ловушки.

— Кто-нибудь пострадал?

Коичи нажал на кнопку лифта. Безотказная техника. Работает даже в случае военного переворота.

— Только Тегоши замешкался, его плечо зацепило огнем. Но он пока держится, — Нишикидо замолчал на секунду. — Лидер, это правда? Мы свободны?

— Я не знаю. Но хочу верить.

В кабине лифта тоже сильно воняло горелым. Коичи оперся о стену, прижавшись лбом к теплому пластику.

* * *

Я не останусь там. Я не могу там оставаться. Что он всё смотрит на меня…[i]

Что чувствуют вольные птицы в клетках? Постоянную гнетущую тоску и боль в маленьких сердцах. Не едят, не пьют, разбивают крылья о прутья и пищат, будто хотят разжалобить хозяев.

С Цубасой поначалу было так же. Сам воздух Особняка казался отвратительным на вкус только потому, что Цубаса не мог выйти за его пределы. Какую бы аппетитную на вид еду не приносили, он всё равно отказывался, потому что ему чудились копошащиеся в ней черви.

Первые несколько недель Цубасу насильно «кормили» уколами и запирали в комнате, похожей на больничную палату: без окон, с нелепыми картинами на стенах. Фломастерами? Рисунки детей: птицы, звери, домики, деревья на одной стене; мечи, сюрикены, пистолеты — на другой. Цубаса запомнил их до малейшей детали — ведь смотреть было больше не на что.

Или же оставалось лежать с закрытыми глазами и думать. Из этого, как известно, ничего хорошего не получалось. От воспоминаний о прежней жизни появлялась фантомная боль, будто ныл отрезанный палец.

Как бы Цубаса не пытался утешиться мыслью о том, что другим выжившим наверняка приходится хуже, нынешнее положение не приносило ему ничего хорошего. Даже покончить со собой, и то не давали.

Особняк, который превратился в клетку для Цубасы, находился у моря. Рядом с гнетущим тёмным зданием (очень старым, построенным в западном стиле) была небольшая каменная площадка — серая и безжизненная, как всё в этом Богом забытом месте. Перила, окружающие её, едва ли достигали Цубасе до пояса, а по их краям стояли маленькие статуи ангелов.

Отсюда открывался вид на белую стену, расположенную в нескольких метрах ниже площадки. Барьером, укреплением, границей — чем именно она служила? Морская вода разъедала землю, дерево, бетон и большую часть известных металлов. Из чего была сделана эта стена, Цубаса не имел понятия, но знал одно — человеческую плоть жидкость красного цвета сжигала раньше, чем приходило осознание конца. Но убить себя таким способом… Каждый раз его передергивало от этой мысли. Неправильно, больно и страшно.

В Особняке оставалось совсем немного людей — охранники, врач, следивший за состоянием выживших, две ленивые горничные и повар с помощником. Кроме Цубасы, «пленных» было двое — парень, года на два младше Цубасы, уже полгода как подключённый к машинам жизнеобеспечения, и второй — безумец, страдающий от пророческого дара.

Они существовали тут, отрезанные от остального мира. Не в буквальном смысле, конечно, ибо связь работала исправно, но голоса, звуки, картинки и сообщения извне казались очень далекими и нереальными, как переговоры игроков виртуального побоища, находящихся за тысячи километров друг от друга.

Не то, чтобы обитателям Особняка был какое-то дело до смены времен года, но приближение зимы все ощущали по-разному. Врач всё своё свободное время проводил за гитарой, тихо напевая грустные песни. Пророк молчал и редко выходил из комнаты.

Цубаса больше не сидел целыми днями на перилах, наблюдая за красными волнами. В нем почему-то проснулась жажда деятельности, и две цели на время затмили апатию и тоску по свободе.

Ожил интерес к танцам, и вернулась жажда перемен. Он освободил от старой рухляди, когда-то называвшейся мебелью, одну из больших комнат на втором этаже (а всего в Особняке их было три) и устроил там нечто вроде зала для репетиций, похожий на тот, который был в Театре. Даже не понадобилось умоляюще смотреть на доктора — Цуёши и так всё понял, обрадовавшись, что его любимый «пациент» частично вернул себе страсть к жизни, и догадался, что дело-то было не только в танцах.

Достижение же второй цели — завоевать сердце одного человека — пока не представлялось Цубасе возможной. Гораздо проще было бы покорить всю Японию. Вернее то, что от неё осталось.

* * *

[i]Какая странная луна сегодня вечером. Ведь, правда, она очень странная?

Коичи бросил взгляд в зеркало заднего вида. Ни одной машины после того, как час назад свернул с шоссе. Только чёрные стеклянные деревья и кусочек серого неба.

Чертова паранойя. Теперь ему мерещилась слежка, куда бы он ни поехал, где и с кем бы ни был — один или в толпе. Возникало постоянное ощущение, что за ним кто-то наблюдает.

Никакой новейшей техникой этого не добиться. Коичи доставал своих знакомых специалистов по шпионажу, но те, после обследования квартиры, машины, кабинета, мест, где он постоянно бывал (благо таких было немного), его самого, только разводили руками.

Менее рациональный человек тут же списал бы всё на проделки разгневанного призрака. Но Коичи не верил в сверхъестественное. Видел, но всё равно не верил.

В зеркале мелькнул силуэт. Коичи резко затормозил и обернулся. Ничего и никого. До жути знакомо запахло лавандой и лекарствами. Аромат вызвал похороненный в памяти образ, из которого Коичи явственно увидел только большие тёмные глаза, живые и застывшие одновременно. Как у очень дорогой изящной куклы, много лет назад подаренной сестре на день рождения.

— Тсубаса? — произнес Коичи.

Молчание. Он пожал плечами и повернулся обратно.

Мотор фыркнул, как взбешенный кот. Коичи погладил руль. Машина оставалась единственной женщиной в его жизни. Она была невероятно ревнивой. Вот и сейчас упрямилась.

— Тебе не нравится это место? Мне тоже. Но доехать надо.

Спустя ещё пару часов бесцельного кружения и созерцания череды одинаковых деревьев, Коичи выехал на достаточно широкую ровную дорогу и порадовался, что был не совсем безнадежным, когда дело касалось ориентирования на местности.

Особняк совсем не изменился с тех пор, как он был здесь последний раз. Сколько прошло — года три?

Машина остановилась перед серыми воротами, стилизованными под дерево. Коичи помнил, что процедура проверки обычно занимала несколько минут. Он понадеялся на расторопность охранников, и что им сообщили о приезде.

Ему больше некуда было идти. Ожидания обманулись, а хорошие перспективы растворились в воздухе. Коичи корил себя за то, что поверил обещаниям Директора, и утешал себя только тем, что жизнь его людей вроде бы наладилась. Или они только делали вид, что всё хорошо?

— Трус, — вслух прошептал Коичи, рассеянно лаская пальцами гладкую поверхность руля. — Тебе следовало бы перед каждым из них ползать на коленях и извиняться.

Он вернется, обязательно вернется, чтобы убедиться: они живут, как обычные люди, с их близкими всё в порядке, а их семьи получают достаточную помощь от Компании. Он хотел верить в честность и неподкупность господина Хигашиямы, но лучше будет удостовериться самому. Так спокойнее.

Ворота открылись.

Выйдя из машины, Коичи засунул руки в карманы. Холодно. Лицо и шею тут же стало покалывать, а глаза начали слезиться. Это из-за надвигающегося тумана. Из-за него воздух отливал красным, будто в луче цветного прожектора.

Маленький чёрный мобильник, крепившийся на ухе, и выглядевший, как украшение, запищал. Коичи услышал знакомый голос.

— Быстрее иди внутрь. Йонехана позаботится о твоей машине… — связь оборвало шипение.

Он преодолел бегом последние несколько метров, оставшиеся до ступенек, которые вели к массивной входной двери. Чёная куртка начала дымиться, он похлопал себя по рукавам, морщась от слабого, но неприятного запаха гари, который принё с собой туман.

Коичи ещёне успел нажать на кнопку звонка, как дверь открылась. В проёе показались растрёанные рыжие волосы, за ними пряталось круглое некрасивое лицо в очках. Женщина замахала рукой и отошла назад, потирая ладони рук друг о друга.

— Аоки-сан, — переступив через порог, Коичи кивнул вместо приветствия, — давно не виделись. Хорошо выглядите.

Горничная поклонилась, молча взяла его куртку и удалилась.

В холле было очень тепло, почти жарко, и темно. Освещалась только широкая лестница. Коичи остановился у её подножия, не имея понятия, куда теперь следует идти. Он ничего не помнил про этот дом, даже свою комнату. Ощущал себя так, будто вдруг попал в чужой сон.

Тишину нарушил звук шагов. По лестнице спускался мужчина в простой белой майке и джинсах. При виде него Коичи улыбнулся.

— Привет, — Цуёши развел руки в стороны. — Я рад, что ты доехал без проблем. С возвращением.

Перепрыгнув через несколько ступенек, Коичи чуть не сбил бывшего партнера с ног и обнял его так крепко, насколько хватило сил. Путешествие перестало казаться таким уж безнадежным. Где бы они ещё увиделись, как не здесь?

- А я рад, что ты меня ждал.

* * *

Твое тело отвратительно. Оно как тело прокаженного. Оно точно выбеленная стена, по которой прошли ехидны, точно выбеленная стена, где скорпионы устроили свое гнездо.

— Поговори со мной, — сидя на полу возле дивана, Цубаса наклонился над спящим. — Мне так нравится слышать твой голос. Пожалуйста.

Ресницы дрогнули, бескровные губы приоткрылись. Тихий вздох, от которого сердце Цубасы пропустило удар, а потом застучало быстро и больно. Лицо Хидеаки было очень бледным.

— Мне скучно без тебя, Хиде.

Цубаса дотронулся до тёмных волос пророка. Мягкие. Они приятно щекотали кожу и водой утекали сквозь пальцы. Цубасе хотелось их целовать, перебирать, трогать, как драгоценную ткань. Он положил голову рядом на подушку. Чужое дыхание согревало щёку.

— Ты, правда, спишь? А не притворяешься, только бы не отвечать и не видеть меня?

Через искусственные глаза всё виделось необычайно четко, особенно на таком близком расстоянии. Цубаса заворожено любовался Хидеаки. Это всегда успокаивало — изучать и запоминать каждую черточку его лица.

Хидеаки пошевелился, промычав что-то непонятное, и перевернулся на другой бок. Покрывало сползло вниз, открывая белые плечи. Пророк всегда спал обнажённым, что давало слишком много поводов для больных фантазий.

Цубаса чувствовал себя ребёнком, который каждый день стоит подолгу у витрины магазина и смотрит на красивую, но очень дорогую игрушку. Умом дитё понимает, что родители ни в коем случае её не купят, но всё равно мечтает в один прекрасный день получить заветный подарок в блестящей упаковке.

Только в случае Цубасы коробка была бы черно-красной, как комната пророка. Нет, этот дизайн остался от прежнего обитателя, но почему-то очень подходил нынешнему Хидеаки. Цубаса чувствовал, что глубоко внутри этот парень остался прежним, совсем другим — ярким, солнечным и добрым.

Кого именно полюбил Цубаса? Мрачного провидца, говорившего странные и жуткие вещи о том, что ждет эту проклятую страну? Или того Хидеаки, который исчез в далеком детстве? По иронии судьбы, именно тогда Цубаса его ненавидел так сильно, как могут ненавидеть друг друга только дети.

Рука Цубасы против воли залезла под покрывало. Лучше не дотрагиваться. Он прикусил губу, взглядом лаская изгиб шеи Хидеаки. Кожу кололо от ощущения близости тёплого тела.

— Оставь меня в покое, — хриплый голос только что проснувшегося человека. — Сколько раз тебе повторять…

— … я предпочитаю девушек, у меня болит голова, мне привиделся очередной кошмар, и теперь я должен непременно поведать о нём миру, — Цубаса отдернул руку и демонстративно загибал пальцы, перечисляя все известные отговорки пророка. — Что на этот раз? Эротический сон с моим участием?

— Не льсти себе. И не позволяй, чтобы тебя превозносили. Это развращает.

Хидеаки принял сидячее положение и запахнулся в покрывало. Свет, проникший в комнату сквозь приоткрытые шторы, заставил его поморщиться. Влажная от пота прядь волос прилипла к щеке.

Цубаса улыбнулся. Хоть какая-то реакция, уже хорошо.

— Хиде, тебе кто-нибудь говорил о том, как ты красив? Пафосно, пышно, как в витиеватых строчках какого-нибудь древнего поэта? — Цубаса отполз на середину комнаты и вытянул вперед ноги. Погладил шероховатую поверхность ковра. — Лесть очень… вдохновляет. Поверь мне. Особенно, если она заслуженная.

— Мне никто этого не скажет, потому что все видят, как внутреннее уродство искажает внешнюю оболочку. Один ты обманываешься и восхищаешься тем, чего уже давно нет, — пророк повернулся, будто нарочно отбросив в сторону несчастное покрывало.

— Какой же ты упрямый, — разочарованно протянул Цубаса.

Угрюмое хмыканье в ответ. Хидеаки смотрел на него с презрительным любопытством. Порыв ветра. Цубаса и не подумал встать, чтобы закрыть окно. Гораздо интереснее было наблюдать, как кожа на груди Хидеаки бледнеет от холода.

— Когда-нибудь я поцелую тебя, Хиде. И ты ответишь мне взаимностью. Ты полюбишь меня и будешь благодарить за каждую секунду, проведённую вместе. Неважно, что ты увидел в будущем. Я сильнее. И всё будет так, как я хочу.

Цубаса положил руки на бедра, подчеркивая своё возбуждение. Лицо Хидеаки осталось непроницаемым, будто демонстрируя, что обычные уловки совершенно бесполезны. Не произвела впечатления даже полурасстегнутая рубашка. Цубаса пожал плечами. Всё впереди. У них много времени.

Пока что можно снять напряжение в танце, и, если повезёт, увидеть давнего знакомого, который вот уже второй день отсыпался в комнате Цуёши.

* * *

Она совершенно нагая. Облака хотят ее закрыть, но она не хочет. Она показывается совсем нагая на небе.

Он должен успеть. Выбрать — правый коридор или левый, чёрная дверь или красная, зеленый проводок или синий. Одно резкое и неверное движение ножа — светящиеся цифры ускорили бег, сливаясь в едва различимые круги.

Десять секунд до взрыва. Коичи рявкнул по рации, чтобы Тома убирался из здания. Осознание того, что уже поздно, всё напрасно, ударило с физически ощутимой силой.

Пять секунд. Коичи упал на колени, в ушах у него на бесконечной перемотке стоял приглушенный хрип.

Три секунды. Цифры замерли на мгновение, потом отсчитали следующую.

Две. Принявший осознание конца, Коичи закрыл глаза, чтобы не видеть, как на дисплее высветится ноль.

Просыпаться ночью от кошмара — все равно, что нырять головой вниз в бассейн, полный холодной воды. Коичи не кричал и даже не попытался встать. Только почувствовал, что ему не хватает воздуха, а горло сдавил невидимый ошейник. Лоб покрылся потом. На мгновение Коичи решил, что и вправду умирает. Потом отпустило, он резко выдохнул и только тогда сел в кровати, бессмысленно таращась в темноту незнакомой комнаты.

— Ко-чан? — сонно пробормотал Цуёши, схватив его за локоть. — Что-то случилось?

— Всего лишь кошмар. Прости, что разбудил.

Коичи тряхнул головой, прогоняя остатки сна, и обернулся. Лицо Цуёши расплывалось белым пятном. Всё нормально. Тогда всё закончилось хорошо. Коичи вздрогнул от холода, и тут же его обняли тёплые руки. Это вызвало легкую улыбку.

— Ты слишком много думаешь о прошлом, — прошептал Цуёши, поцеловав его в затылок. Положил ладонь на грудь Коичи там, где мерно билось уже успокоившееся сердце. — Несешь слишком тяжёлый груз вины.

— Я убийца. Мне приказывают, я приказываю. Это ещё хуже, чем убивать по собственному желанию. — Коичи мрачно порадовался, что Цуёши не видит сейчас выражения его лица. — Я не смею… желать покоя. Больше не смею.

— Глупый принц, — беззлобно пробурчал Цуёши и крепче сжал Коичи в объятиях. — Я тебя не отпущу.

Интересно, если сердце кололо так сильно… это симптом болезни или чрезмерной любви? Когда по всему телу разливалась волна облегчения и усталости только от присутствия рядом родного человека. Поверить было очень просто. Простить себя — гораздо труднее.

Коичи наклонился, разжав руки Цуёши. Уперся лбом в укрытые одеялом колени. Горло пылало, он машинально подумал, что, видимо, простудился.

— Скажи, что ты останешься, — нежное прикосновение к волосам. — Пожалуйста.

Он молча покачал головой.

— Конечно, нет. О чём это я? — Цуеши горько усмехнулся и силой заставил Коичи выпрямиться. — Ладно, давай спать. Или у тебя есть другие идеи?

Коичи улыбнулся. Почему бы пока не пожить ради таких мгновений? Он откинул Цуёши на кровать и поцеловал.

* * *

И я слышу в воздухе что-то подобное взмахам крыльев, взмахам гигантских крыльев. А ты не слышишь?

Цубаса привык к тому, что на него смотрели. Подолгу и часто. Смотрели по-разному: с восхищением, любовью, завистью или вожделением. Он научился не воспринимать эти взгляды всерьёз, иначе можно было сойти с ума, отказаться выходить на сцену или вообще спрятаться от мира. Так было до того, как случилась революция, которая отняла у него практически всё — зрение, возможность выступать и свободу. Взамен наградила сомнительной радостью от безответной любви и новыми глазами.

Из маленьких колонок, подключенных к ноутбуку, доносились рваные всхлипы испанской гитары. Каблуки отстукивали ритм. Цубасе казалось, что его тело превратилось в натянутую струну. Движения рук как взмахи крыльев. От долгой тренировки болела спина, ломило ноги. Тёмно-серая майка пропиталась потом. До смерти хотелось вытереть лицо и убрать со лба влажные пряди, но пока нельзя.

За время относительной изоляции у Цубасы не притупились инстинкты. Не смотря на то, что он был поглощен музыкой и танцем, сразу понял, что в комнате находился кто-то ещё. И этот кто-то на него смотрел не отрываясь.

Он чуть повернул голову. В зеркале отразился гость — худой, невысокого роста, в штанах цвета хаки и черной майке. До конца песни остались считанные такты. Цубаса выпрямился и раскинул руки в стороны, ожидая, когда стихнет последняя протяжная нота.

Негромкие аплодисменты.

— С каких это пор ты увлекаешься фламенко? — Коичи снисходительно улыбнулся. — Неожиданный выбор.

— Буквально пару недель назад начал, — тяжело дыша, Цубаса сел на пол. Зеркало приятно холодило разгоряченную спину. — Когда накатила тоска по танцам.

— Я бы наказал тебя за столь провальную репетицию.

Сквозь мокрую челку Цубаса наблюдал, как Коичи с интересом осматривался. Хотя в зале нечем было любоваться, разве только окнами от пола до потолка. Несколько старых стульев. Ноутбук, стоящий прямо на полу.

— Вы хорошо выглядите, — Цубаса скрестил ноги перед собой. Накатила приятная усталость, двигаться не хотелось совершенно. — Как себя чувствуете?

— Уже лучше, — в голосе Коичи слышалась насмешка. — Боль давно исчезла. Ноет только из-за сырости и тумана.

Цубаса невольно опустил взгляд. Ничего странного в фигуре Коичи не было. Он стал более хрупким. Совершенно не вяжется с образом солдата. Цубаса усмехнулся.

— Вы похожи на больного чахоткой.

— О чём думаем, о том и говорим, да? — Коичи уставился на своё отражение. — Тебе надо заткнуть рот. Хоть чем-нибудь.

— Кляпом? — от хохота Цубаса чуть не сложился пополам. — Как же я скучал по вашему извращенному чувству юмора!

— Рад, что доставляю тебе минуты несказанного удовольствия, — Коичи вежливо поклонился. — Может быть, тогда ты мне ответишь тем же?

— Чем же?

— Танцуй. Я хочу смотреть на тебя, — тон Коичи неожиданно стал серьёзным и грустным. — Пожалуйста, Цубаса. Танцуй для меня.

От этих слов кольнуло сердце. Цубаса покраснел. Поднявшись, стянул с себя неприятно пахнувшую майку. Покосился в сторону Коичи: тот стоял у окна, скрестив руки на груди.

— Я… надеюсь, что помню движения. Ведь это ваша песня, но она мне очень нравилась, — пробормотал Цубаса, судорожно просматривая названия треков, в ужасе понимая, что мог стереть искомый файл за ненадобностью. — Слишком много у меня с ней связано воспоминаний. Слишком тяжело её слушать. А, вот она.

Разом выбросив из головы сомнения, Цубаса сложил руки в молитвенном жесте и начал танцевать. Из колонок зазвучал голос Коичи.

Ветерок спросил меня,
На ухо нежно прошептав:
"Скажи, чего ты ищешь?"*

Впервые за долгое время на него так смотрели. Взгляд будто приобрёл физическую плотность, ласкал невидимыми прикосновениями. Грустный и нежный, но не принадлежащий любовнику, а тому, кто понимает.

— Спасибо, — прошептал Коичи, закрывая лицо руками.

Цубаса мягко, но настойчиво их убрал. Вытер слёзы тыльной стороной ладони. Коичи стиснул зубы и попытался отстраниться, но Цубаса крепко держал его за запястья.

— Вы плачете при мне уже второй раз, — он легонько поцеловал Коичи в лоб. — Первый раз был, когда я ослеп. Тогда я это чувствовал. А сейчас вижу.

Они так и сидели, обнявшись, до тех пор, пока не пришел Цуёши. Ничего не сказал и даже не удивился.

__________________________________________________

* Строчки из Yoru no Ume (Ночное море), песня из Endless Shock.


* * *

Твоя красота смутила меня. Твоя красота страшно смутила меня, и я слишком много смотрел на тебя.

В камине поблескивало рыжее пламя. Оно не согревало и не обжигало. Призрачное. Прозрачное. Странное украшение гостиной в европейском стиле.

На диване напротив растянулся Коичи, положив голову на сложенные руки. Он время от времени зевал, от выпитого тянуло в сон. Рядом на полу сидели Цуеши и Цубаса, о чём-то тихо разговаривали. Щёки Цубасы горели, он постоянно трогал волосы Цуёши и гладил его по щеке. Почти пустая бутылка — уже пятая по счёту — сливалась с тёмно-коричневой поверхностью столика. Или в пьяной полудреме Коичи просто уже ничего не соображал.

— Вы приехали забрать меня, не так ли? — судя по голосу, пророк, прятавшийся в кресле у камина, был совершенно трезв. — Вы думаете, что я помогу вам? В надвигающейся войне?

Коичи моргнул. До него не сразу дошел смысл слов Такизавы. Сел прямо, потер виски, пытаясь прийти в себя.

— Значит, тебе ничего не надо объяснять, — тихо произнес Цуёши.

Цубаса молча покосился в сторону кресла, потянулся за бутылкой и залпом выпил остатки содержимого. Потом перебрался на диван. Коичи усмехнулся, но потом опасливо отодвинулся ближе к противоположному краю. Цубасе пришла в голову светлая идея использовать колени Коичи в качестве подушки.

— Цуёши, позаботьтесь, пожалуйста, о Цубасе, — встав с кресла, Такизава прошелся по комнате и опустился на пол рядом с диваном.

— На самом деле ты ведь его любишь, да? — Коичи не удивился, но хотел услышать подтверждение.

— Как я устал от тебя, парень, — Цуёши водил указательным пальцем по кромке бокала. — И от твоего непрошибаемого упрямства. Хорошо, что ты уберешься отсюда через пару дней. Кстати, за Коичи отвечаешь головой. Понял?

— Так точно, — улыбнулся Такизава. В этот момент он был похож на себя прежнего.

Пророк смотрел на Цубасу с таким вниманием и нежностью, что Коичи невольно затаил дыхание, боясь нарушить эту идиллию. А потом тот потянулся, чуть не заехав одной рукой Коичи в челюсть, а другой по лицу Цуёши.

— По-моему, пора спать, — уверенно проговорил Коичи, осторожно отодвигая со своих колен Цубасу. — Такизава, не хочешь отнести это в спальню? Думаю, он отрубился.

— Если проснется у меня на руках, я скажу, что это ему снится, — Такизава осторожно поднял драгоценную ношу с дивана и направился к двери.

Коичи рассеянно проводил их взглядом. Пробормотав про себя: «Ну и во что эти дети выросли?..», он переполз к Цуёши на колени и обнял его за шею.

— А как насчет того, чтобы транспортировать меня до кровати?

* * *

Цари никогда не должны давать слова. Не сдерживают они его - это ужасно. Сдерживают - это тоже ужасно.

— Доброе утро, господин Домото! — эхом разносилось по просторному светлому холлу, который был весь словно сделан из стекла и стали. Спешащие по своим делам сотрудники — все как один в бело-серой униформе — останавливались и кланялись.

Каблуки отстукивали четкий ритм по бело-серому полу. Коичи шел вперед, ни на кого не оглядываясь. Да и не было нужды: его секретарь неслышной тенью следовал за ним.

Сегодня им предстояло очередное «сражение». В информационном мире или реальном — нет никакой разницы. Они готовы.

— Доброе утро, Лидер, — приветствие его команды не отличалось занудным пафосом.

Кивнув, Коичи взял стопку распечаток у запыхавшегося Нишикидо, который выглядел так, будто не спал всю ночь, и теперь на ходу жевал бутерброд.

— Расчеты готовы, — попытался Нишикидо проговорить с набитым ртом, но подавился. Такизава участливо похлопал его по спине. — Можно отправлять в лабораторию и начинать испытания.

— Молодец, теперь иди домой и отдохни. Чтобы я тебя тут до вечера не видел.

— Так точно! — Нишикидо улыбнулся и в шутку отдал честь.

Коичи огляделся. Работа шла полным ходом. Скоро, совсем скоро их месть свершится. Мысли прервал звонок мобильника. Коичи поспешил в свой кабинет, подальше от шума. По пути заметил, что Такизава исчез.

В тишине полутемного офиса Коичи расслабился. Теперь можно и поговорить.

— Цуеши? Привет. Как у вас дела?.. Тут? Все замечательно. Точно-точно. Лучше и быть не может, — болтая о пустяках, Коичи улыбался, откинувшись на спинку красного кресла. — Наверно, мы скоро приедем. Ты не против, если я прихвачу кое-кого из моих ребят?.. Не волнуйся, они в курсе. Передай привет Цубасе.

Всё шло так хорошо, что пора уже было пугаться.

КОНЕЦ